Глава первая, часть первая§
Одиночество Лины
автор: Russell J.T. Dyer
переводчик: Elena Kartushina
изданный: 2017
издатель: A Silent Killdeer
isbn: 978-0983185451
pages: 295
Она медленно просыпается. В комнате пахнет хлоркой. Этого она больше всего и не переносит в больнице—убивающий запах, белый довлеющий кафель и свет, эхо голосов людей, сдержанно перебрасывающихся словами, звуки сигналов оборудования, расположенного где-то в конце коридора—все это ударяется в продезинфицированные стены и потолки, безучастные ко всему—звукам, свету, любви. А потом отскакивает и больно ударяет прямо в лицо.
Она открывает глаза. Свет ослепляет, и глаза быстро закрываются. Головная боль, ранее не заметная, резко проносится через виски. На губах чувствуются какой-то металлический привкус.
Она всхлипнула, пытаясь сглотнуть, но, словно ящерица, съежилась от резкой боли. Мятые простыни кольнули складками. Сразу вспомнились ее простыни из египетского шелка—дорогие, по восемьсот долларов, которые мама купила на распродаже, за полцены, а потом отдала ей в первую съемную квартиру. Но мысли о простынях прерывает острая боль, быстро поднимающаяся откуда-то снизу живота. Она широко открывает глаза и слегка приоткрывает рот, глубоко вздыхает, а потом выдыхает резкими урывками, как при родах. И вдруг вспоминает, почему она здесь, и что они с ней сделали.
Она поворачивает голову на бок, но мысли не отступают. От этого на глаза проступают слезы, но боль становится сильнее, сосредотачиваясь в одном месте для удара. Он всхлипывает, и — готовится жить с этой болью—с физической, которая скоро пройдет, и с душевной, которая будет длиться гораздо дольше.
Дверь палаты почему-то открыта. По коридору проходят две медсестры. Они на что-то жалуются—то ли на то, что смена слишком длинная, то ли на то, что с какой-то из них плохо обходится один из докторов. Она не может разобрать—мысли все еще путаются, а в голове туман.
Она осматривает палату. Они включили не весь свет—в неприметных местах можно различить лампы. Свет приглушен—или не такой яркий, как казался сначала. Она замечает другую женщину, спящую на соседней кровати. Рядом с женщиной, около окна, спит мужчина. Его тело скосилось во сне, а голова плавно покачивается. На вид ему лет двадцать пять—двадцать семь. Ее внимание вновь обращается на спящую женщину—ее бледное лицо, без макияжа, выглядит по-девичьи невинно, хотя на вид ей столько же лет, сколько и мужчине. Ни у женщины, ни у мужчины нет колец на пальцах, но было понятно, что они—супружеская пара. При мысли об этом она глубоко вздыхает, и на ее лице появляется гримаса. От этого опять резко болит внизу живота, и она закрывает глаза. Мысль о том, как все в ее теле и ощущениях взаимосвязано, одновременно и раздражает, и удивляет ее. Она открывает глаза, пытаясь понять, что ей пришлось пережить, и сколько всего связано с этой болью внизу живота.
Она снова поворачивается посмотреть на спящую соседку. Теперь на тумбочках и подоконнике она замечает цветы, розовые шарики, мягкие игрушки. Их так много, и еще с подписанными вручную открытками. Она оглядывает пустые тумбочки возле своей кровати—ни цветов, ни открыток с пожеланиями скорейшего выздоровления. У этой девушки точно теперь есть ребенок, крошечная девочка, и ей по праву все эти празднества, но ведь если женщина потеряла ребенка, ей ведь можно принести цветы и открытку с сожалениями? Но нет—по обе стороны кровати стоят пустые тумбочки—стоят как равнодушные стражи ее боли. Нет ни малейшего знака, что она нужна кому-то. У нее нет друзей.
При мысли об этом, она слегка поднимает левый уголок губы, при этом напрягается щека, и выходит какое-то подобие полуулыбки. Она кивает головой, как бы соглашаясь, что то, что с ней произошло, вполне стоило ожидать, и даже в некоторой степени забавно—хотя ей совсем не до смеха. Хотя за ней никто не смотрит, у нее не пропадает ощущение, что весь мир рассматривает ее под микроскопом, и ей приходится держать ответ. Она произносит вполголоса: «Никому до меня нет дела». Затем, спокойно вздохнув, добавляет: «Ну и пусть. Мне тоже никто не нужен».
Женщина на соседней кровати пошевельнулась и, мягко улыбаясь, стала медленно просыпаться. Она взглянула на спящего, предположительно, мужа. В улыбке соседки теперь чувствовалась любовь, и она протянула к нему руку, погладив по предплечью. Он, вздрогнув, проснулся, несколько смутившись, что заснул «на посту».
«Привет, милый», — сказала она мягким голосом.
«Привет», — ответил он машинально, глаза его при этом задвигались, пытаясь понять происходящее. «Хочешь чего-нибудь?». Она покачала головой. «Воды хочешь?». Он встал и, не дожидаясь ответа, начал наливать ей в чашку воду из пластикового кувшина горчичного цвета.
«Нет, спасибо»,—сказала она, все еще улыбаясь. Он дал ей чашку. Она отпила немного, а затем, поблагодарив, вернула ему чашку. Он сказал «пожалуйста».
Пока Лена смотрела, как ее соседка по палате пьет из чашки, ей тоже захотелось пить. И еще хотелось, чтобы кто-нибудь налил ей в чашку воды. Она и сама могла—на ее тумбочке тоже стоял пластиковый кувшин—но решила прежде ополоснуть рот. Этот металлический привкус все еще чувствовался на губах. Вместо этого она снова закрыла глаза, и сама не поняла, как заснула.