Глава шестая, часть первая§
Одиночество Лины
автор: Russell J.T. Dyer
переводчик: Elena Kartushina
изданный: 2017
издатель: A Silent Killdeer
isbn: 978-0983185451
pages: 295
«Лондон!» — вскрикнула мама Лины. «Почему это тебя надо посылать в Лондон?». Она даже перестала мешать суп в кастрюле. Её воскресный обед был почти готов.
«Меня не направляют и не вынуждают», — объяснила Лина. «Меня начальник попросил поехать туда на пару лет поработать». Прошло почти три недели с тех пор, как Стринджер предложил ей туда поехать. Пока не были улажены некоторые детали, они держали это в секрете. Среди тех, кто знал6 были мисс Гамильтон, руководитель лондонского филиала, и, наверное, ассистент Стринджера, Хелен. Никто больше в головном офисе в Филадельфии этого не мог знать. Даже с Лекси она не обсуждала это, пока Стринджер не разослал сообщение по корпоративной почте со списком тех, кто переезжает во вновь открывающиеся филиалы.
«Два года!» — воскликнула мама. «Это чушь какая-то. Нет. Мне жаль, но ты должна сказать своему начальнику что это невозможно». Она ударила лопаткой, которую держала, о столешницу. Несколько капель попали на пол и на плиту.
«Мама. Я поеду в Лондон», — спокойно сказала она.
«Но почему. Это неразумно», — сказала мама, чуть не надрываясь. Взяв тряпку, она вытерла расплескавшиеся капли.
«Во-первых, я им нужна. Они хотят, чтобы я поехала туда и помогла организовать работу филиала в Лондоне», — твердо сказала она. Втане она надеялась, что мама, возможно, гордится ей. Нет — или по крайней мере, никогда не показывала виду. Она восхваляла Лину перед начальством и подругами, но только когда Лина не слышала. Напрямую она никогда не хвалила Лину. Что это большая родительская ошибка, она не знала. — «Во-вторых, я хочу поехать», — заявила Лина.
«Что? Ты хочешь поехать в Лондон?» — с неподдельным удивлением спросила мама. В ее руке снова оказалась лопатка.
«Да», — ответила Лина.
«Почему это ты хочешь поехать в Лондон — чтоб там жить?» — спросила мама. В конце вопроса слышалась усмешка. Ответа она не ждала, по крайней мере никакого такого ответа, который бы она не сочла по-детски глупым.
«Мне нравится эта перспектиа. Ты же знаешь, я всегда хотела путешествовать и жить в Европе», — скзала она, пытаясь напомнить маме об этом своем желании.
«Нет, ничего подобного ты не хотела. У тебя никогда не было интереса жить в Европе», — пыталась проинформировать её мама.
«Нет, был — еще с детства», — сказала Лина протестуя. Для Лины было странным, что мама так мало о ней знала и иммела весьма странные представления о том, что она хотела6 а что нет.
«Не глупи», — прикричала мама. Она хмыкнула и помешала жаркое.
Убедившись, что блюдо готово, она потресла лопаткой о край своей чугунной сковородки, стряхивая остатки. Накрыв сковородку крышкой, она положила лопатку на маленькую тарелочку. Не понимая, почему Лина не соглашается с ней, она в упор посмотрела на нее.
Чувства Лины были задеты. Она не могла ничего сказать. Она спокойно смотрела на маму.
Эту Линину черту, не обсуждать больше тему, мама хорошо знала. Её первый муж, папа Лины, иногда точно также вел себя. Она скучала по нему, и ей нравилось, что она узнавала какие-то черты и детали поведения в Лине. Ей даже нравились эти моменты, когда Лина стояла на своем. Она терпеть не могла, когда превй муж вот так же точно вел себя, но она уважала эту его черту и гордилась, что Лина поступает точно так же. Она знала, что обладая этим качеством, Лина, когда выйдет замуж (а она надеялась, что это произойдет в не столь отдаленном будущем), не будет эмоциональной рабыней своего мужа, каковой сама она была в своем втором браке.
А эмоциональной рабыней она стала потому что дико боялась потерять своего мужа — болялась, что её снова бросят, и она опять останется одна. Она знала, что ее второй муж был не таким ххорошим мужем, как первый, что она в чем-то превосходила его, хотя он и стремился доминировать в отношениях. Такова была реальность — он знал, что его жена была гораздо умнее его самого, да и принадлежала к более высокому социальному классу, и во многом лучше него — если только можно сравнивать людей. Все его поведение было нацелено на то, чтобы она защищалась. Тогда она не поймет, что он ниже её и не бросит его. Он был из тех, кто больше всего боялся признаться ей, что боится потерять её — если бы в их отношениях присутствовала незамаскированная честность. Он больше боялся потерять её, чем она его.
Мама вздохнула, сказав: «Полагаю, ты сделаешь, как тебе хочется, а что я скажу не будет иметь значения». Лина посмотрела на нее с некоторой благодарностью во взгляде. Мама покачала головой и сказала: «Только не говори своему отцу об этом. У меня и так достаточно проблем с ним. Чего только соят его нытье о том, как прошла неделя»
«А с чего ему ныть?» — спросила Лина.
«Сама увидишь», — сказала мама с усмешкой. «Поэтому пожалуйста — ни слова сегодня».
Мама отошла и встала слева от Лины, чтобы та не могла видеть её лица. На лице у мамы была печаль — не из-за Лины, а по самой ситуацтт. Печаль эта, она предвидела, через несколько секунд сменится горем. Но горе не будет видно до тех пор, пока Лина не уедет вечером. Совсем нет — пред Линой она будет вести себя так, как будто ничего не произошло — как будто она и не думала о своем втором муже, не дсожалела, что Лина уже съехала от них, стала взрослой и больше не живет с ними. А её муж — он больше не может унизить её, она вообще может всем расскзать, как он с ней обходится. Она посмотрела на Лину с полумольбой о помощи, чтобы она спасла её от предстоящей недели, чтобы он не стал отпускать негативные комментарии о плохом воспитании Лины, что надо было быть с ней пожестче, а то она выросла слишком независимой особой. А ворчать по этому поводу он непременно будет — как минимум по часу каждый вечер на протяжении всей недели причем тоном, не требующим возражений. Когада наступит время отъезда, он снова вернется к этой теме, а потом, пока эти два года Лина будет в отъезде, он то и дело будет это припоминать. И даже этих трех часов спасения в воскресенье, когда приезжает Лина, не будет. На протяжении двух лет, пока Лина не вернется, ей придется это сносить в одиночку.
Все эти мысли, пронесшиеся в голове в течении этих двух секунд, что она смотрела на Лину, наполнили её взгляд паникой и мольбой. Лине было жаль маму, но спасти её она не могла. За последние несколько лет позиция Лины сменилась и она считала, что если маму что-то не устраивает в её отношениях с мужем, то то она должна откровенно поговорить с ним, чтоб изменить ситуацию, а если ситуация не измениться, то его надо попросту прогнать — ведь дом, в конце концов, записан на маму в результате длящегося два года после развода раздела имущества.
Понимая, что Лина не переменит своего мнения поехать в Лондон, мама сжалп губы, мысленно настроилась, повернулась к своему мужу и сказала: «Лину направляют на работу в Лондон. Ее начальник хочет, чтоб она помогла открыть новый офис».
«Правда? Это хорошо», — сказал он своей жене, не обращая внимания на Лину. Он уважал то, что по его мнению, называлось субординацией в семье. Себя он считал полевым генералом, свою жену — сержантом, а Лину — низкоразрядным рядовым. Офицер никогда напрямую не обращается к рядовому — это он уяснил во время войны во Вьетнаме в 1960-х.
«Да, для нее это хорошо. Отличная возможность сделать карьеру», — сказала мама Лины, пытаясь Лины, пытаясь вложить как можно больше позитива в эти слова.
«Точно», — сказал он более строгим тоном. Лина неохотно улыбнулась.
«Конечно, она бы предпочла остаться здесь, но её начальник, мистер Стринджер, рассчитывает на нее», — объяснила мама., Хотя Лина ничего подобного не говорила, она все же надеялась, что сесли он поймет, что это не Ленин выбор, то будет меньше её саму потом критиковать.
«Нет, нет, она должна поехать», — вторил он. «Чтобы сделать карьеру, Лина должна научится делать то, что ей не особо хочется».
«Да, ты прав как никогда», — сказала мама, пытаясь показать, что его мудрость уважается и ценится.
«Когда мне начальство сказало, что я нужен в Сайгоне, я же не говорила, что я лучше с мамой буду», — сказал он с усмешкой. Он всегда считал, что его военный опыт, что он якобы рисковал жизнью во имя своей страны и демократии, это было доказательством его высшей мудрости. Правда же была в том, что он работал в пункте снабжения, который находился далеко от театра боевых действий, сначала рядовым, а потом прапорщиком. Для армии это была скучная и бессодержательная карьера. Когда закончилась его двухлетняя служба во Вьетнаме, его произвели в сержанты запаса, чтоб ему шло денежное довольствие. Ему даже предложили назначение в Филадельфии, работу в военном учреждении. Получив это назначение, он поступил в колледж на заочное отделение, изучал делопроизводство. Когда его отправили в отставку, он устроился снабженцем на склад, где и работал до сих пор.Именно от него, на его примере, Лина научилась быть преданной компании — то, чего многие люди до тридцати лет не поимают. Лина пока этого не осозновала, но за это она ему была обязана, так же как и за то, чему еще он её научил.
«Вот и хорошо. Довольно о работе, Лина», — сказала она с некоторой строгостью, как будто Лина наскучила всем своей болтолвней про работу. «Решено. Ты поедешь».
«Это правильно. Бессмысленно жаловаться. Ей надо извлечь из этой ситуации наибольшую выгоду», сказал он, очевидно соглашаясь с её назначением в Лондон. После, когда Лина уедет, он будет говорить совершенно другое.
Лина понимала, что сейчас лучше ничего не говорить. Обращаться к нему, когда он был в настроении покомандовать — а это настроение всегда наступало в такие моменты — это могло его рассердить, а спорить или попровлять маму в его присутствии обернется потом проблемами для мамы.
Чтобы уйти от обсуждения этой темы, мама Лины решила объявить: «Обед готов. Давайте за стол и есть».
«Отлично. Я очень хочу есть», — сказал он, затем направился к премыкающей к гостиной столовой и занял свое место во главе стола. Как только стол был накрыт и они расселись, он поочередно накладывал себе из каждого блюда, затем передавал блюдо жене, чтобы она накладывала себе. Убедившись, что у каждого есть еда на тарелках, он сказал «Давайте есть» и преступил к обеду. Он должен был прожевать первый кусок, прежде, чем Лина с мамой могли взять вилки и начать есть. Замерев с едой на вилке еще на несколько секунд, они ждали, когда он похвалит еду.
«Ммм… Очень вкусно. Очень» — сказал он комплимент своей жене.
«Спасибо. Я рада, что тебе понравилось», — сказала мама Лины в ответ. Теперь и только теперь Лина с мамой положить кусок к себе в рот и начать есть — таков был их ритаул. Сам он никогда не просил соблюдать это ритуал — он сам по себе создавался и оттачивался годами, пока не стал автоматическим. Лина этот ритуал ненавидела. Но он был прав: еда была отменная. Для Лины мамина вкусная еда было единственным приятным моментом воскресных посещений маминого дома.