Глава третья, часть первая§
Одиночество Лины
автор: Russell J.T. Dyer
переводчик: Elena Kartushina
изданный: 2017
издатель: A Silent Killdeer
isbn: 978-0983185451
pages: 295
Лина работала в деловом районе Филадельфии, на Маркет-стрит, недалеко от городской администрации, в большом бизнес-центре, на двенадцатом этаже. Несколько больших и престижных инвестиционных компаний, в том числе и та, в которой она работала, располагались здесь. Она гордилась тем, что она работает здесь, в этом районе и в этой компании. Ей не нужны были одобрения от других, ей нравилось, что ее способности и таланты признавались. Это давало ей утешение—знать, что она что-то значит в этом мире и другие об этом знают.
Окно офиса Лины выходит на маленький парк, и это доставляет Лине особую гордость. У Лины отдельный кабинет, хотя в этом филиале компании работают около пятидесяти человек. Еще у компании есть офис в Сан Франциско, и в Европе собираются тоже открывать представительства.
В свой первый рабочий день Лина надела простое, с коротким рукавом и кружевной окантовкой, хлопковое платье светло-серого цвета—очень скромно. Обычно к этому платью она надевала ремень, но сегодня решила не надевать—вдруг будет давить и заболит живот.
На двенадцатом этаже она вышла из лифта, глубоко вздохнула. Она успела выдохнуть до того, как ее успела заметить администратор—привлекательная девушка из Небраски, лет двадцати-двадцати пяти по имени Уэнди.
«Ой, Лина! Как ты?» спросила Уэнди проходившую мимо Лину. Ее приняли на работу три месяца назад, и они едва друг друга знали.
«Спасибо, хорошо», - ответила Лина, надеясь, что на этом разговор закончится.
«Я слышала, что ты попала в аварию. Тебя долго не было. Все хорошо?» спросила Уэнди.
Она не знала о беременности Лины. Знали только Лекси и ее начальник, Роджер Стринджер.
Лине было трудно поверить, что эта девушка-администратор действительно может ей посочувствовать. Казалось, ее больше интересуют записи в Фейсбуке и жизнь знаменитостей. Все же из вежливости Лина сказала: «Все хорошо. Синяки и царапины. Я тронута, что ты спросила».
«Наверно, мне стоит там зарегистрироваться, но это не мой стиль»,—объяснила она Уэнди, но та нахмурилась. Лина не регистрировалась в Фейсбуке, потому что не видела в этом смысла. С точки зрения Лины, там, по большей части, одна бессмыслица. Она не хотела никому рассказывать об отпуске или о том, что делает каждый день, а о том, чтобы писать об аварии и потере ребенка не могло быть и речи. Даже если бы она и решилась написать об этом, любой ответ в виде аббревиатур, иконок для выражения эмоций, рассердили бы ее.
«Ну, теперь хочу поработать»—сказала она.
«Да, конечно»—сказала Уэнди, извиняясь и соглашаясь. «Да, чуть не забыла: Гамильтон просила тебе заглянуть к ней как придешь, до того, как пройдешь к себе. Уэнди передала ей записку на розовой бумаге, где говорилось тоже самое. Лина взяла записку и кивнула, слегка улыбнувшись.
Мисс Гамильтон была начальницей отдела персонала. Лина ее недолюбливала. Она не была плохим или трудным человеком. Лина просто не могла потеплеть к ней. Она была несколько мужеподобной, но не это раздражало Лину, а ее чрезмерная деловитость. Гамильтон настаивала, чтобы ее называли на «вы», и это раздражало Лину, ведь только с Роджером Стрингером она была на «вы»—и Лина знала, что он ценит этот знак уважения. Она подозревала, что эта такая языковая тактика со стороны Гамильтон, чтобы держать дистанцию между собой и всеми работниками офиса. Лину это выводило из себя.
Лина не спеша шла по коридору в кабинет Гамильтон, пытаясь не встречаться с людьми, но и специально не таясь. Она знала, что ей придется рано или поздно встретиться со всеми в офисе, и каждый захочет поделиться практическим советом или выразить сожаление или пораспрашивать подробности аварии. Ее бесило это. До того, как она дошла до кабинета Гамильтон, ей встретилось только четверо, и те лишь спросили как она себя чувствует—никаких вопросов про аварию. Очевидно, не все знали, что она попала в аварию и думали, что она была на больничном. Она отбивалась от них—благодарила их за заботу и говорила, что ее вызвала Гамильтон и она не может остановиться поболтать.
Гамильтон не было в офисе, только ее ассистент—та, с которой говорила Лекси. Ассистент сказала, что Гамильтон была в столовой, а Лине туда идти не хотелось. В это время там будет много людей—жаворонки щебечущие! Но ассистентка Гамильтон сказала, что сама направляется туда и проводит ее туда. Лина пыталась сопротивляться, но безуспешно. Ассистентка подцепила ее на крючок ситуации, и она даже подумать не могла, чтобы отказаться. Только войдя в столовую и увидев присутствующую там толпу, она поняла, что зря согласилась. Ассистентка направилась к кофе машине, а Лина осталась у входа и увидела Гамильтон, стоявшую спиной к ней.
В комнате всего сидело или стояло человек десять. Они (точно «жаворонки»!) улыбались, смеялись, хотя было начало девятого. Один-двое уткнулись в газету, но другие радовались началу дня. Лина никогда не радовалась по утрам. Но и «совой» она тоже не была. Она просто проводила свои дни ровно, в заданном темпе.
Когда ассистентка дошла до Гамильтон, то сказала: «Лина тут». Все увидели, как она вошла, перестали говорить и посмотрели на вход, куда указала рукой ассистентка.
«Лина, как ты?» спросил кто-то.
Другой спросил: «Ты сильно пострадала?».
Еще кто-то спросил: «Бедняжка! Это из-за пьяного водителя?».
Очевидно, в этом «клубе жаворонков» знали, почему ее не было на работе. Лина подвели в глубину комнаты, засыпая вопросами, расспрашивая, как произошла авария, пострадал ли еще кто-то, больно ли ей было, чья была вина, на ходу ли машина, и была ли страховка у водителя.
Лина пыталась на каждый вопрос кратко, чтобы свести на нет и закончить эту групповую дискуссию как можно быстрее. Она не сказала, что в аварию попала не ее машина. Не сказала она и что за рулем был Мишель, что он был навеселе. Она не хотела, чтоб они вмешивались в ее личные дела. К счастью, никто из них не знал, что она была беременна и в результате потеряла ребенка. Это превратилось бы в невыносимую какофонию написанных в словаре слов выражения сочувствия: «бедная», «жалко», «ужасно», «сердце разрывается», «трагедия».
Спустя пару минут вмешалась Гамильтон, и Лина была ей благодарна за это. Она прервала этот допрос и сказала: «Простите, но нам с Демур надо кое-что обсудить до того, как она вернется к своем обязанностям». Она всегда всех называла по фамилии. «Сюда, мисс Демур», - сказала она, показывая на дверь.
Когда они вышли, комментарии продолжались. Лина лишь улыбнулась, когда Гамильтон ухватила ее за рукав и повела к выходу. Они шли по коридору, в комментарии и обмен мнениями все продолжались.
«Может, она в результате получит новую машину» - сказал кто-то. В ответ послушались звуки одобрения, показывая, что, возможно, это было бы наилучшим из результатов.
Еще один сказал: «А она не плохо выглядит. Вряд ли ей надо было отдыхать пол-недели», - еще один поделился наблюдением. Несколько звуков одобрения.
«Наверно, это ее вина. Она, наверное, выпила», - это был последний комментарий, который она отчетливо услышала. Звук их обсуждения резко прекратился, когда они зашли в офис Гамильтон и та закрыла дверь.
«Располагайтесь», - сказала Гамильтон, указывая на один из стулов для поситетелей. Затем она обошла стол и села за него. Лина села, как и было сказано, но села осторожно, сжимая кулаки. Жесткое сидение было чересчур неудобным, учитывая ее травму.
“Now, Ms. Demuir: How are you?” Ms. Hamilton asked boldly like a hight school volleyball coach.
«Ну, мисс Демур, как вы?» - напрямую спросила Гамильтон, словно учитель физкультуры в старших классах.
«Спасибо, хорошо». Она моргнула, расслабляя мышцы.
«Мы все сожалели, когда услышали об аварии. Я надеюсь, теперь все хорошо», - сказала Гамильтон с подчеркнутыми сочувственным тоном, сцепив руки в замок и облоктившись на стол.
«Спасибо, мисс Гамильто. Я признательна вам за это».
«Вы уверены, что готовы так скоро вернуться к работе?»
«Да, я нормально себя чувствую. Спасибо».
«Хорошо. Вы молодая сильная девушка и тщеславная. Вы никогда не позволите вашей личной жизни мешать работе». Она на мгновение улубнулась, посмотрев в упор на Лину. Лина слегка улыбнулась в ответ. По сравнению с другими выражениями сочувствия, ей больше нравился этот холодный тон.
Гамильтон открыла папку на своем столе. «Теперь перейдем к делу».
«Хорошо. Что я должна сделать?».
«Вначале скажу, что, хотя вы и отсутствовали три дня, мы считаем только один.
«Это весьма великодушно», — из вежливости согласилась Лина. «Да. Мне только нужно, чтобы вы подписали эту форму, где говорится, что вы понимаете и принимаете как будут учитываться эти дни по нетрудоспособности». Гамильтон положила форму на стол и пододвинала её к Лине. Лина слегка наганулась, чтоб рассмотреть этот бланк, как почувствовала резкую боль в боку. Ей захотелось закрыть глаза, сделать вдох и на выдохе поглотить эту боль, но она забоялась, что это будет слишком заметно для Гамильтон. С трудом, она заставила себя не показать виду. Начальница отдела кадров положила ручку рядом с документом, которую Лина взяла чтобы подписать документ.
«Второй вопрос — подписать соглашение, где говорится, что ни компания, ни ни ее владельцы и руководители не заставляли вас возвращаться к работе в столь короткий срок», — сказала Гамильтон, положив перед Линой, сверху первого, второй документ, — «и в случае возникновения проблем, вы не будете обвинять компанию, её владельцев и представителей».
Лине захотелось закатить глаза, но она она удержалась. «Конечно», — вместо этого сказала она и подписала второй документ.
«Очень хорошо. На этом мы решили все вопросы», — беспечным голосом сказала Гамильтон, взяв документы и сложив их обратно в папку.
«Теперь, вы можете вернуться к своим обычным обязанностям», — сказала она с улыбкой.
«Спасибо, мисс Гамильтон», — сказала Лина, сжав подлокотники кресла, готовясь встать.
«Еще один момент — Стринджер просил вас зайти к нему. Пожалуйста, зайдите к нему сейчас», — сказала Гамильтон.
«Он уже вернулся из Лондона?» — спросила Лина. «Да, вчера вечером», — почему-то с гордостью сказала Гамильтон. Гордость, должно быть, была тем, что начальник не стал брать выходной из-за разницы во времени.
«Хорошо. Да, я сразу же зайду», — согласилась Лина с просьбой. Стринджер ей нравился.
«Хорошего дня», — ответила мисс Гамильтон в ответ.
Лина надеялась, что Гамильтон отвернется, когда она будет вставать и не заметит, что Лине больно вставать, но Гамильтон не отвернулась, а Лина не могла скрыть, что ей больно вставать с этого кресла.
Увидев, что Лине больно, Гамильтон отвернулась к экрану и притворилась, что проверяет почту. Эти документы о непричастности компании уже были подписаны, и свидетельствовать обратное ей не хотелось.
Лина повернулась и медленно вышла из кабинета Гамильтон. На входе столкнулась с ассистенткой, которая несла почту для Гамильтон. Асситентка приветливо улыбнулась Лине. Та в ответ тоже изобразила подобие улыбки.