Глава вторая, часть вторая§
Одиночество Лины
автор: Russell J.T. Dyer
переводчик: Elena Kartushina
изданный: 2017
издатель: A Silent Killdeer
isbn: 978-0983185451
pages: 295
Она осторожно встает с кровати. Она дома, первое утро после выписки из больницы. Чувствуется, что ей уже лучше, но не сказать, что совсем хорошо. Вроде бы и сил побольше, но низ живота все еще тянет и болит. Она медленно направляется в кухню, стараясь держаться поближе к стене. Она сама покрасила стены квартиры в пастельные тона, а сейчас ей показалось, что она, коснувшись стены, испачкала кончики пальцев—показалось настолько явно, что она даже отерла пальцы о пижаму.
Шаркая по коридору, она вспомнила, как тщательно она красила эти стены. Было в этом что-то терапевтическое. Она работала в тишине, это было похоже на медитацию. Она наносила краску и чувствовала, как ее мысли словно смешиваются с краской и становятся частью стены. Спокойствие определяет ее дом. Она всегда, без колебаний, называла этот дом своим, в котором и стены помогают, ведь они словно ее часть, а для нее самой иметь дом всегда было очень важно.
Она заходит в кухню. Солнечный свет просачивается через окно и распространяется по всей кухне. Чувствуется, что чисто, без запаха хлорки или других чистящих средств. Она дотягивается до верхней дверки шкафа и пытается достать кофе с верхней полки. Этот кофе с Коста Рики—ее любимый, она варит его по случаю. Этот сорт не так легко найти, и она хранит его в глубине шкафа. От потягивания начинает болеть живот, боль отдается в левую ногу прямо до стоп. Она вскрикивает от боли, но все же достает кофе. Насыпает кофе в кофемолку, вздыхает. Живот снова прихватывает от боли. Она помолола кофе и нагнулась понюхать—насыщенный теплый запах. Из шкафа она достает другую банку—с цикорием. Она слегка принюхивается, зная этот мягкий запах. Достает чайную ложку и смешивает с молотым кофе. Берет бутылку с водой со столешницы и наливает воды. В струе отражаются солнечные лучи. В этом плеске воды есть что-то жизнеутверждающее. Она включает кофеварку и прислушивается, как эта кофеварка начнет пыхтеть и потрескивать, чтобы приготовить для нее чашку кофе.
Ожидая кофе, она достает кружку, из которой пьет по выходным—эту кружку подарил ей знакомый в Швеции пару лет назад. Она наливает в кружку немного молока и кладет туда кусок сахара. Кофе готов. Она достает кофейник—ее кофе машина варит почти на две чашки—и наливает себе в чашку. Какой знакомый этот звук—звук кофе, наливающегося в чашку. Это и успокаивает, и раздражает одновременно—как слова с несколькими непонятными значениями из языка, который она слышала всю жизнь, но никогда не понимала. Лина подносит кружку и слегка дует на кофе, добавляет свои звуки в беседу, в скучную музыку утра. Она делает небольшой глоток, ведь кофе еще горячий. Этот чудесный вкус—смесь кофе, цикория, молока и сахара. Возможно, эта какая-то химическая реакция или условный рефлекс, но ясность проносится по цепочке—от языка до головы. Она оживилась, и в гостиную идет уже смелее, но все же с осторожностью—держит чашку кофе.
Свой дом, а в особенности гостиную, она обставляла тщательно. Мебель в ее доме проста и функциональна, и классическая, и современная. Она предвидела все, что может понадобиться ей или ее редким гостям. Если вдруг у нее будут гости, она готова сделать все, чтобы они чувствовали себя комфортно. Она говорила себе: «У меня почти не бывает гостей, а если все же бывают, я хочу, чтобы они чувствовали себя уютно». По ее мнению, она отличная хозяйка—хотя она обычно и не принимала гостей.
На ее диване и креслах в гостиной приятно сидеть. Около одного из кресел стоит маленький столик с лампой для чтения—она всегда усаживала здесь гостей.
На этом столике всегда лежала подставка-салфетка для стакана с напитком, который она подаст гостю—или для себя, когда одна. На эту подставку она поставила свой кофе и осторожно села в кресло, размещая себя, словно утка, приглаживающая перья после воды. От этого кольнуло в боку. На столике лежал фотоальбом размером с книгу—в нем были собраны ее лучшие фотографии за несколько лет.
Ей нравились картины Эндрю Уайета, и в своих фотографиях она пыталась их повторить. На картинах он часто изображал думающих людей. Еще он рисовал призрачные пейзажи фермерских домиков, стен, окон и дверей. Следуя этом веянию, она фотографировала бездомных, пожилых—они были грустные и сидели по одному. Она также фотографировала старые двери, всегда закрытые, как часть застывшего пейзажа. Ей нравился это чувство одиночества от этих фотографий.
Немногие понимали эти фотографии. В основном гости пролистывали быстро альбом и говорили, что это мило. Иногда говорили, что они мрачные, и это ее обижало. Этот альбом с фотографиями, ее книга, содержит послание—то, что она хочет донести до своего гостя, до своего читателя. Может, эта часть ее скрытого желания иметь кого-нибудь, хоть кого-нибудь—одного вполне достаточно—кто бы мог услышать крик ее одиночества. Если бы только один человек увидел бы ее настоящую, понял бы и, возможно, полюбил, она, скорее всего, была бы счастлива и жизнь бы сложилась. Но никто не видел, и никто не понимал—так, по крайней мере, она это видела.